Мария Башкирцева

24 ноября 1858 года родилась Мария Башкирцева, художница, автор знаменитого дневника.

 

Личное дело

 

Мария Башкирцева. 1878

Мария Константиновна Башкирцева (1858 – 1884) родилась в имении Гавронцы недалеко от Полтавы, в состоятельной дворянской семье. Ее отец был предводителем местного дворянства. Через два года после свадьбы ее родители разошлись, и Мария с матерью жила в Харькове в доме своего деда.

С 1870 года они переехали в Ниццу, и с тех пор Мария Башкирцева жила во Франции и много путешествовала по Европе. Лишь трижды она ненадолго возвращалась в Россию. Мария Башкирцева получила домашнее образование. У нее обнаружились хорошие вокальные данные, но из-за болезни она не смогла стать профессиональной певицей. В 1877 году девушка начала заниматься живописью в частной академии искусств Родольфо Жюлиана в Париже. В то время Академия Жюлиана была крупнейшим конкурентом Парижской академии искусств и одним из немногих учебных заведений, куда принимали женщин. Вместе с Башкирцевой там учились польская художница Анна Билинская-Богданович и швейцарка Луиза Бреслау. В 1879 году Мария Башкирцева получила золотую медаль на конкурсе ученических работ. С 1880 года ее работы ежегодно выставляются в Парижском салоне.

С детства Мария Башкирцева была болезненным ребенком. В возрасте шестнадцати лет ей был поставлен диагноз туберкулез, и она стала проводить много времени на курортах южной Европы. Умерла художница в Париже 31 октября 1884 года в возрасте 25 лет. Похоронена на кладбище Пасси в Париже.

 

Чем знаменита

В возрасте двенадцати лет Мария Башкирцева начала вести дневник, который не оставляла всю оставшуюся жизнь. В 1887 году, спустя три года после ее смерти, дневник был опубликован в Париже ее матерью. Именно он принес Мария Башкирцевой посмертную славу. Дневник называли «поразительно современным психологическим автопортретом молодого одаренного ума». Говорили, что в Париже началась «башкирцевомания». Личные записи юной художницы встречали как восхищенные, так и резко критические оценки. После выхода английского перевода к числу поклонников Марии Башкирцевой прибавились такие читатели, как премьер-министр Великобритании Уильям Гладстон, назвавший ее дневник «книгой, не имеющей аналогов», и Джордж Бернард Шоу. Позже дневник Башкирцевой стал образцом и источником вдохновения для целого ряда авторов дневниковой прозы: Мэри Маклейн, Пьера Луиса, Кэтрин Мэнсфилд и Анаис Нин.

По-русски отрывки из дневника были впервые опубликованы в переводе Л. Я. Гуревич уже в начале 1888 года. В 1892 году Гуревич опубликовала весь известный к тому времени текст дневника. И в России он вызвал не меньшие полемики, чем во Франции. Им восхищались Хлебников и Брюсов, а среди критиков были Чехов и Лев Толстой.

Сильнейшее влияние дневника Марии Башкирцевой испытала Марина Цветаева. Превращение стихов в дневник стало ведущим художественным приемом в трех первых сборниках ее стихотворений. В предисловии к сборнику «Из двух книг» Цветаева писала: «Мои стихи – дневник, моя поэзия – поэзия собственных имен… Закрепляйте каждое мгновение, каждый жест, каждый вздох… Нет ничего неважного!». Первый сборник Цветаевой «Вечерний альбом» (1910) был посвящен «блестящей памяти Марии Башкирцевой», образ художницы показан в сонете «Встреча»,  открывавшим сборник. Кроме «Вечернего альбома», Цветаева посвятила ей стихотворение «Он приблизился, крылатый…» (1912), которым открыла книгу «Юношеские стихи», а также предполагала выпустить сборник «Мария Башкирцева».

 

О чем надо знать

При первой публикации дневника семья Марии Башкирцевой сделала значительные сокращения, убрав многие записи, которые могли бы выставить семью в невыгодном свете или же носили слишком личный характер, также были убраны некоторые имена. Изменен был даже год рождения художницы: на 1860 вместо 1858, чтобы ее талант казался читателям еще более ранним. Семья контролировала также публикации русских и английских переводов дневника. По словам биографа Башкирцевой А. Л. Александрова, образ художницы в результате всех этих усилий стал «бесплотным, идеализированным до сахаристости».

Подлинный текст дневника Башкирцевой был обнаружен в Национальной библиотеке Франции в 1980-х годах и впервые опубликован без купюр. Издание заняло 16 томов и было завершено в 2005 году. Фрагменты дневника за 1873– 1876 годы были также напечатаны в английском переводе под названиями I Am the Most Interesting Book of All (первый том) и Lust for Glory (второй том). Полного перевода дневника на русский язык пока нет.

 

Прямая речь

«К чему лгать и рисоваться! Да, несомненно, что мое желание, хотя и не надежда, остаться на земле во что бы то ни стало. Если я не умру молодой, я надеюсь остаться в памяти людей как великая художница, но если я умру молодой, я хотела бы издать свой дневник, который не может не быть интересным. Но так как я сама говорю об издании, легко подумать, что мысль предстать на суд публики испортила, т. е. лишила эту книгу ее единственного достоинства; это неверно! Во-первых, я очень долго писала, совершенно об этом не думая; а потом – я писала и пишу безусловно искренно именно потому, что надеюсь быть изданной и прочитанной. Если бы эта книга не представляла точной, абсолютной, строгой правды, она не имела бы никакого смысла. И я не только все время говорю то, что думаю, но могу сказать, что никогда, ни на одну минуту не хотела смягчать того, что могло бы выставить меня в смешном или невыгодном свете. Да и наконец, я для этого слишком высоко ставлю себя. Итак, вы можете быть вполне уверены, благосклонный читатель, что я вся в этих страницах. Быть может, я не могу представить достаточного интереса для вас, но не думайте, что это я, думайте, что просто человек, рассказывающий вам все свои впечатления с самого детства. Это очень интересный человеческий документ. Спросите у Золя, или Гонкура, или Мопассана. Мой дневник начинается с 12 лет, хотя представляет интерес только с 15–16 лет.
Предисловие Марии Башкирцевой к дневнику

 

Соответственно моей теории о перенесении любви вся сумма ее, которой я обладаю, сосредоточена в настоящий момент на Викторе, одной из моих собак. Я завтракаю, а он напротив меня положил на стол свою славную большую морду. Будем любить собак, одних только собак! Люди и кошки – недостойные твари. А между тем собака – грязна, она жадными глазами следит за тем, как вы едите, она привязывается за то, что ее кормят. Однако я никогда не кормлю своих собак, а они любят меня. А Пратер, который покинул меня из ревности к Виктору и перешел к маме!.. А люди – разве они не ждут так же подачки, разве они не так же прожорливы и продажны?

Дневник Марии Башкирцевой, 16 июля 1874 года

«Ничто не пропадает в этом мире. Куда же пойдет моя любовь? Каждая тварь, каждый человек имеет одинаковую долю этого «эфира», заключенного в нем. Только, смотря по свойствам человека, его характеру и его обстоятельствам, кажется, что он обладает ею в большей или меньшей степени. Каждый человек любит постоянно, но только любовь эта обращается на разные предметы, а когда кажется, что он вовсе не любит, «эфир» этот изливается на Бога или на природу – в словах, или письменно, или просто во вздохах и мыслях. Затем есть существа, которые пьют, едят, смеются и ничего больше не делают; у них этот «эфир» или совсем заглушен животными инстинктами, или расходится на все предметы и на всех людей вообще, без различия, и это-то те люди, которых обыкновенно называют добродушными и которые вообще не умеют любить. Есть также люди, которые, как говорят в общежитии, никого не любят. Это неточно; они все-таки любят кого-нибудь, но только особенным, не похожим на других, способом. Но есть еще несчастные, которые действительно не любят, потому что они любили и больше не любят. И опять вздор! Говорят, они не любят, – хорошо. Но почему же тогда они страдают? Потому что они все-таки любят, а думают, что разлюбили, – или из-за неудачной любви, или из-за потери дорогой личности. У меня более, чем у кого-либо другого, эфир дает себя чувствовать и проявляется беспрестанно; если бы мне нужно было замкнуть его в себе, пришлось бы разорваться. Я изливаю его, как благодетельный дождь, на негодный, красный гераниум, который даже и не подозревает этого. Это одна из моих причуд. Мне так нравится, и я воображаю бездну разных вещей, и привыкаю думать о нем, а раз привыкнув, отвыкаю с трудом».

Дневник Марии Башкирцевой, 14 января 1876 года

«Один молодой человек был влюблен в молодую девушку, и она любила, но через некоторое время он женился на другой; когда его спросили о причине такой перемены, он отвечал:
– Она поцеловала меня, следовательно, целовала или будет целовать других.
– Это верно, – сказал дядя Александр. – И все мужчины так рассуждают.
Рассуждение в высшей степени ложное, но благодаря ему я сижу у себя, раздетая, и вне себя от досады.
Мне казалось, что говорили про меня. Так вот причина!
Но дайте же, ради Бога, возможность забыть! О, Господи, разве я совершила преступление, что ты заставляешь меня так мучиться?
Ты хорошо делаешь. Господи, и моя совесть, не давая мне ни минуты покоя, излечит меня.
Чему не могли научить меня ни воспитание, ни книги, ни советы, тому научит меня опыт.
Я благодарю за это Бога и советую молодым девушкам быть немного более подлыми в глубине души и опасаться всякого чувства. Их сначала компрометируют, а потом обращают в посмешище.
Чем выше чувство, тем легче обратить его в смешное; чем оно выше, тем смешнее. И нет ничего не свете более смешного и унизительного, чем любовь, обращенная в смешное».

Дневник Марии Башкирцевой, 30 августа 1876 года

«Чего мне страстно хочется, так это возможности свободно гулять одной, уходить, приходить, садиться на скамейки в Тюильри и особенно в Люксембургском саду, останавливаться у художественных витрин, входить в церкви, музеи, по вечерам гулять по старинным улицам, – вот чего мне страстно хочется, вот свобода, без которой нельзя сделаться художницей. Думаете вы, что всем этим можно наслаждаться, когда вас сопровождают или когда, отправляясь в Лувр, надо ждать карету, компаньонку или всю семью?
А! Клянусь вам, в это время я бешусь, что я женщина! Я хочу соорудить себе парик и самый простой костюм, я сделаюсь таким уродом, что буду свободна, как мужчина. Вот та свобода, которой мне недостает и без которой нельзя достигнуть чего-нибудь серьезного.
Мысль скована вследствие этого глупого, раздражающего стеснения; даже переодетая и обезображенная, я свободна только наполовину: ходить одной женщине всегда опасно. А в Италии, в Риме? Не угодно ли отправляться осматривать развалины в ландо!
– Куда ты, Мари?
– Посмотреть Колизей.
– Но ведь ты его уже видела! Поедем лучше в театр или на гулянье, там будет много народу.
И этого достаточно, чтобы крылья упали.
Это одна из главнейших причин, почему между женщинами нет художниц. О низменное невежество! О дикая рутина! Не стоит даже говорить об этом!
Если даже сказать, что чувствуешь, тотчас посыплются обычные и старые насмешки, которыми преследуют женщин-апостолов. Впрочем, мне думается, что смех их справедлив. Женщины никогда не будут ничем иным, как женщинами! Но все-таки… если бы их воспитывали по-мужски, то неравенства, о котором я сожалею, не существовало бы, осталось бы только то, которое присуще самой природе. Но все-таки, что бы я ни говорила, надо кричать, не бояться быть смешной (я предоставляю это другим), чтобы через сто лет добиться этого равенства.
Я же постараюсь доказать это обществу, показывая собою пример женщины, которая сделалась чем-нибудь, несмотря на все невыгоды, которыми стесняет ее общество».
Дневник Марии Башкирцевой, 2 января 1879 года

«Почему веселье должно быть приятнее скуки? Ведь стоит только сказать себе, что скука мне нравится и забавляет меня.
Очень ловкое заимствование мысли Эпиктета; но я могла бы ответить, что впечатления непроизвольны, и как бы ни был силен человек, он всегда имеет первое побуждение, после которого уж можно располагать собою по желанию, но оно будет всегда и несмотря ни на что. И гораздо натуральнее действовать под первым впечатлением, естественным, умеряя или увеличивая это испытанное чувство, чем перевертывать его, искажать и уродовать свои чувства, пока они не ассимилируются или, вернее, пока все не смешается, не изгладится и не перестанешь думать о чем бы то ни было… перестанешь жить… и вот до чего мне хочется довести себя. Было бы короче… Но нет, тогда все было бы кончено.
Самое гнусное на этом свете – это не принадлежать к нему, жить словно спрятавшись, не видеть интересных людей, не быть в состоянии обменяться мыслью, не видеть людей знаменитых или блестящих. Вот это смерть, вот это ад!
Теряя мужей, детей, разочаровываясь в друзьях, люди жалуются и упрекают судьбу, я, вероятно, поступила бы так же; все эти проявления в порядке вещей, и Бог ими не оскорбляется, а человек не оскорбляется этим, чувствуя, что это естественные и неизбежные следствия испытываемой скорби. Вздыхают, охают, но не говорят в глубине души, что этого не должно быть; сами того не замечая, принимают все как должное.
Вы воображаете, что я жалуюсь на тихую жизнь и жажду шума? May be, но это не то.
Я люблю уединение и даже думаю, что если бы я жила, то время от времени уединялась бы, чтобы читать, размышлять и отдыхать; тогда это прелесть, это тихое и чудесное блаженство. Во время сильных жаров бываешь очень рад спрятаться в погреб; но большая разница остаться там надолго или навсегда!
А если бы какой-нибудь насмешник захотел взять на себя труд смутить меня и спросил бы меня, согласилась ли бы я купить себе жизнь ценою смерти матери? На это я ответила бы, что не захотела бы этого даже ценою менее дорогой жизни, ибо естественно, что мать любят больше всех.
Я бы стала страшно раскаиваться, я не согласилась бы из эгоизма».
Дневник Марии Башкирцевой, 1 апреля 1879 года

 

«Пусть мне дадут хотя бы не более десяти лет, но в эти десять лет – славу и любовь, и я умру в тридцать лет довольная. Если бы было с кем, я заключила бы условие: умереть в тридцать лет, но только пожив.
Чахоточная – слово сказано, и это правда. Я поставлю какие угодно мушки, но я хочу писать.
Можно будет прикрывать пятно, убирая лиф цветами, кружевом, тюлем и другими прелестными вещами, к которым часто прибегают, вовсе не нуждаясь в них. Это будет даже очень мило. О, я утешена. Всю жизнь нельзя ставить себе мушки. Через год, много через два года лечения, я буду как все, буду молода, буду…
Я говорила вам, что должна умереть. Я ведь говорила, что скоро умру, это не может так продолжаться; не могут долго продолжаться эта жажда, эти грандиозные стремления. Я говорила вам это еще давно, в Ницце, много лет тому назад, когда я смутно предвидела то, чего мне нужно было для жизни.
Однако меня занимает положение приговоренной или почти приговоренной. В этом положении заключается волнение, я заключаю в себе тайну, смерть коснулась меня своей рукою; в этом есть своего рода прелесть, и прежде всего это ново.
Говорить серьезно о своей смерти – очень интересно, и, повторяю, это меня занимает. И очень жаль, что неудобно, чтобы об этом знал кто-нибудь, кроме Жулиана, моего духовного отца».
Дневник Марии Башкирцевой, 28 декабря 1882 года

 

«Я окончила читать дневник Марии Башкирцевой. Он не произвёл на меня ни малейшего впечатления. Личность автора — в высшей степени несимпатична. Отыщите хоть одну привлекательную сторону её характера, укажите искреннее, сердечное движение в этой книге! «Я» — переливается на всех страницах тысячами оттенков, от мрачного до светлого — и наоборот. Не понимаю, как могли заинтересоваться этим дневником за границей: Гладстон отозвался о нём как об одном из величайших произведений конца этого века. Другие превозносят эту книгу до небес, потому что в ней будто бы «весь отразился век, век нынешний, блестящий, но ничтожный», и Мария Б. была его самой типичной представительницей. Бедное XIX столетие! Оно отразилось в самолюбивом, слабом и безнравственном человеке! Неужели оно, подходя уже к концу, не заслужило лучшего сравнения?.. М. Б-ва, конечно, искренна в дневнике, она рисует себя такой, какая она есть. Её нельзя назвать талантливой, даровитость — вот её блеск. Но чудовищен этот ужасный эгоизм под блестящей прекрасной внешностью. Если дать прочесть эту книгу монаху, он скажет: «Заблудшая, несчастная душа» — и, пожалуй, будет прав. Горько видеть, как увлекаются в наше время подобными книгами… Вы не подумайте, что я пишу это от женской зависти. Мало ли на свете людей, более стоящих зависти!»
Елизавета Дьяконова о дневнике Марии Башкирцевой

 

Вечерний дым над городом возник,
Куда-то вдаль покорно шли вагоны,
Вдруг промелькнул, прозрачней анемоны,
В одном из окон полудетский лик.

На веках тень. Подобием короны
Лежали кудри… Я сдержала крик:
Мне стало ясно в этот краткий миг,
Что пробуждают мертвых наших стоны.

С той девушкой у темного окна
— Виденьем рая в сутолке вокзальной —
Не раз встречалась я в долинах сна.

Но почему была она печальной?
Чего искал прозрачный силуэт?
Быть может ей — и в небе счастья нет?…

Марина Цветаева «Встреча» (1910)

 

8 фактов о Марии Башкирцевой

    Многие картины Башкирцевой погибли во время Второй мировой войны. Сейчас известно около шестидесяти ее работ. Они хранятся в собраниях Русского музея, музея д’Орсе, художественного музея Ниццы, Днепропетровского художественного музея и музеев других городов.
    Выставляя свои картины, Мария Башкирцева пользовалась псевдонимом Мари Константин Рюсс.
    Под именем «учителя Жозефа Савантена» Мария Башкирцева вступила в переписку с Ги де Мопассаном, потом переписка была продолжена от ее собственного имени. В 1935 году был снят фильм немецкого режиссера Генри Костнера, основанный на этой переписке.
    Известны и работы Башкирцевой-скульптора, созданная ею статуя «Навсикая» (1882) находится в музей д’Орсе.
    Под псевдонимом Полина Оррел (Pauline Orrel) Башкирцева опубликовала несколько феминистских статей в парижской газете «La Citoyenne» («Гражданка»).
    Дневник Марии Башкирцевой стал вторым женским дневником, опубликованным во Франции. Первым был дневник мистической писательницы Эжени де Геран (1862).
    Мавзолей Марии Башкирцевой, построенный ее близким другом скульптором Эмилем Бастьен-Лепажем, признан историческим памятником.
    В Ницце именем Марии Башкирцевой названа улица.

 

Материалы о Марии Башкирцевой

Статья о Марии Башкирцевой в русской Википедии

Картины Марии Башкирцевой

Мария Башкирцева на сайте Internet Archive

Воспоминания о Башкирцевой художника А. П. Боголюбова (предисловие И. Жуковой)

Источник: polit.ru